Мистер Писатель - Страница 48

Но кот просто таращился на него глазами, смахивавшими на жёлтые блюдца.

– Во имя всех…

Покачав головой, Такер устремился прочь из комнаты. Сломанная ветка как раз на расстоянии вытянутой руки от чердачного окна. Можно подняться туда и затащить проклятого кота внутрь.

Такер отыскал старую скрипучую дверь и начал подниматься по узкой лестнице. При первом знакомстве с домом он лишь поверхностно осмотрел чердак. Там десятилетиями скапливалось разное барахло, которое надо бы найти время рассортировать…

Стоило ступить босыми ногами на потёртые половицы, мелкими облачками поднялась пыль, и Такер чуть не закашлялся, вдохнув горячий спёртый воздух. Он пробрался мимо безобразного стола и разбитого зеркала, ориентируясь на рваные полосы солнечного света, падающего из окна.

Сквозь стекло проникали приглушённые вопли кота.

Отодвинув защёлку, Такер попытался приподнять тяжелую раму, но от влаги и многолетнего бездействия дерево разбухло.

– А знаешь, вы с хозяйкой чем-то похожи, – сказал Такер коту. – Оба – здоровые занозы в моей заднице!

Поднажав плечом, Такер наконец заставил раму приподняться на ничтожные тридцать сантиметров, после чего просунул под неё голову и плечи.

– Ты бы лучше… – проворчал он, и окно поддалось ещё на чуть-чуть, -…мышь поймал, что ли… – Ещё пара сантиметров. -…Которых тут шляется прорва. – Наконец он смог протиснуться в окно. – Или же в следующий раз, когда окажешься на моём дереве, я оставлю твою жирную тушу там гнить!

Такер схватил в охапку кота, который при этом имел наглость оцарапать ему руку. Хотя, если быть справедливым, кажется, вышло у него не нарочно.

– Ты, небось, на волосок от сердечного приступа, да?

Кот замурлыкал, и Такер почесал ему живот. И подумал, что зверь, пожалуй, симпатичный, несмотря на то, что чем-то напоминает Джаббу Хатта.

– Дармоед!

Такер вскинул голову.

– Дармоед! Ну где же ты, вредный маленький балда?

Сдерживая ухмылку, он посмотрел вниз. У забора стояла Сара, хмурясь на его дом.

– Кого-то ищешь? – окликнул Такер, довольный, что заставил её подпрыгнуть.

Заслонившись рукой от солнца, Сара попыталась разглядеть его сквозь ветви. Одинокий солнечный луч пламенем вспыхнул в её волосах.

– Не тебя, хотя чудесно, что ты о себе столь высокого мнения. – И уже не так задиристо: – Кажется, я снова потеряла своего кота.

– Он похож на вот этого? – Такер показал животное в открытое окно.

– Дармоед!

– Не могу поверить, что ты так называешь своего любимца!

– Это стерилизованный самец. Звать его Дон Жуаном было бы жестоко.

– Он застрял у меня на дереве.

Такер попытался воскресить в себе былое негодование, но недавнее приключение и урчащий кот не оставили от него и следа.

– Я зачем-то заскочила в дом, а он воспользовался этим, чтобы сбежать. Думаю, он надеялся снова застать тебя в душе.

– Можешь подняться сюда и присоединиться ко мне, тогда я с удовольствием позволю ему понаблюдать.

– Очень любезно с твоей стороны, но мне надо посмотреть, высохла ли краска.

Такер ухмыльнулся:

– Рано или поздно, Рыжик, я заставлю тебя ответить за эти слова. Сейчас я его принесу.

– Спасибо.

Сара опустила руку.

Такер направился к лестнице, не глядя, куда идет. И обходя стол, споткнулся о коробку.

– Зараза!

Он оглядел разлетевшееся содержимое. Какие-то старые детские тряпки. Погремушка, брелок для ключей. Коллекция поздравительных открыток.

Узнав почерк матери, Такер медленно опустился на колени и, придерживая одной рукой кота, пальцем развернул открытку.

«Нашему дорогому Такеру в его первый День рождения. С любовью, мама и папа».

Внутри что-то сжалось.

Мама была лучшей из женщин: чуткая, мягкая, уравновешенная и добрая. Конечно же, Такеру, не обладавшему ни одним из этих качеств, приходилось вести себя очень осторожно, чтобы нечаянно не задеть её чувств. Время от времени он лажал, но в целом они прекрасно ладили. Такер дал ей возможность гордиться собой. От осознания этого становилось немного легче.

Поглаживая кота, он рылся в куче хлама. Откопал всевозможные поздравительные открытки, свидетельство о своём крещении и даже открытку от Карлтона по случаю рождения внука. Вместо плюшевых мишек или маленьких буковок алфавита на ней был изображен какой-то вычурный символ. Скорее всего, фамильный герб.

«Сын…»

«Что характерно, – подумал Такер, – ни единого упоминания о матери».

«Поздравляю с рождением ещё одного поколения мужчин рода Петтигрю».

Такер фыркнул. Каково же жить со всей этой фигнёй? Интересно, мама когда-нибудь задумывалась, стоил ли того брак с одним из Петтигрю? Но тут в руки попалась ещё одна открытка – на сей раз от отца.

«Милая моя Элли!

Словами не передать, как я сейчас горд! Тобой и тем бесценным малышом, которого двум бестолковым ребятам удалось сегодня произвести на свет. Конечно, большей частью это твоя заслуга. А я всего лишь простофиля, который чуть было не упал в обморок. Ты знаешь, я не мастак в делах такого рода, но мне удалось найти это в одной из книг, которые ты вечно читаешь, и думаю, оно подойдёт».

Некоторые буквы были смазаны, тут и там виднелись какие-то пятна, словно от воды, однако Такер узнал любовный сонет Элизабет Барретт Браунинг – сорок третий. К тому времени, когда он дочитал строки, с ужасной иронией повествующие о любви даже за вратами смерти, стало ясно, что слова расплылись не от воды, а от слёз. Слёз его матери. И что, смешиваясь с ними, капают его собственные.