Сара откинулась на спинку стула:
– Ты мне этого не рассказывал.
– Ну вот, рассказал, – пожал плечами Такер.
– Мой сын говорил, ты не очень-то высоко ценишь своего деда.
– Если вы так пытаетесь выяснить, не побегу ли я после разговора с вами передавать ему всё слово в слово, то ответ – нет.
– Тебе он не слишком-то нравится.
– Мягко сказано.
Джон довольно улыбнулся:
– Это, вкупе с тем, что ты встречаешься с моей дочерью, предполагает наличие у тебя хоть какого-то здравого смысла.
Стараясь подавить раздражение на них обоих, Сара вздохнула:
– Папа, может, просто объяснишь, почему ты решил, что тут не хватит обыкновенного звонка, а нужно навестить меня лично.
– Позвони я, ты бы попросту отмахнулась. Не суть. – Он катал стакан между ладоней, вглядываясь в его глубину так, словно там запрятано решение всех мировых проблем. – Думаю, Сара рассказывала тебе, что я был пьяницей.
Сердце упало.
– Пап…
– Ну, именно про это все и говорят на всяких там встречах анонимных алкоголиков. Не ври насчёт проблемы и не пытайся её скрывать. А правда в том, – Джон в упор уставился на Такера, – что мне даже признаться стыдно, как сильно я подвёл своих детей после смерти их матери. И невозможно выразить словами, как я благодарен им за поддержку. Но сейчас не о том. В общем, я проводил в барах больше времени, чем может себе позволить мужчина с обязательствами. Таскалась туда ещё парочка парней – я не назвал бы их приятелями по выпивке – со слабостью к бутылке, и по большей части всё заканчивалось тем, что я оказывался сидящим на соседнем с ними стуле. Престон Линвиль был одним из них.
Желудок Сары сжался.
– Отец Джонаса и Остина.
– Верно. Надираясь, Престон то болтал без умолку, то злобно огрызался. Когда он болтал, его слушали вполуха или вовсе игнорировали. А когда огрызался – старались держаться от него подальше. Действительно подальше. Однажды я видел, как он превратил лицо какого-то бедолаги в кровавое месиво только за то, что парень нечаянно разлил его пиво. Престону полагался срок, но обвинения почему-то сняли. И мне известно, что, приходя домой, он набрасывался на своих мальчишек. Ещё хвастался, мол, у него твёрдая рука, и я поверил, когда увидел его в действии.
Сара не хотела чувствовать и капли жалости к двум маленьким мальчикам. Но почувствовала.
– Кажется, Остин и Джонас стали такими неспроста.
– То, что над тобой издевались, не оправдывает твоих издевательств над другими, – заметил Такер.
– Нет, но невозможно отрицать этот замкнутый круг.
– И ещё… он поколачивал не только своих пацанов. Линвиль был из тех, кто считает, будто у женщины только два места: на кухне и на спине. – Когда Джон поднял глаза на Сару, его щеки залились лёгким румянцем. – Извини за грубость, но из песни слов не выкинешь. Однажды он ляпнул, дескать, мне повезло, что не приходится больше ночь за ночью возвращаться домой к одной и той же чёртовой бабе.
– Ох, папа. – Насколько же ужасно ему было слышать, как потерю женщины, которую он отчаянно любил, изобразили в самом грубом свете. – Не нужно, пап. Не стоит выворачиваться наизнанку, убеждая меня, что у Джонаса гнилые корни. Я и так знаю. Я не отношусь к этому легкомысленно, но… правда, не надо.
– Нет, я много думал и должен выговориться. – Джон промочил горло. Кажется, это самая длинная речь, какую он произносил за раз. – Я заподозрил, что старший мальчишка Линвиль тебя изводит. Ты всегда была эдаким книжным червём, а тут вдруг начала жаловаться на необходимость ходить в школу. Конечно, из-за моей тогдашней – думаю, можно назвать это зацикленностью на себе… мне потребовалось больше времени, чем следовало, чтобы сложить два и два. И я намерен попросить за это прощение.
Сара вновь сжала его ладонь. Отец вздрогнул, но тут же стиснул её руку в ответ.
– В любом случае, однажды ночью, когда Престон пришёл в бар, я спьяну расхрабрился и решил потребовать, чтобы он держал своего маленького ублюдка подальше от моей дочери. Мы подрались. У Линвиля имелось преимущество – он был почти трезв, мои же шансы увеличивал накал праведного отцовского гнева. Думаю, итог можно назвать ничьей, особенно если учесть, что в конце мы оба оказались за решёткой.
– Ты был в тюрьме?
Услышав изумление в её голосе, отец печально улыбнулся, но лишь на миг.
– Только одну ночь. Самая долгая ночь в моей жизни. Свой единственный звонок я потратил, чтобы попросить… друга прийти к вам с братом и остаться на ночь. И в ту же секунду как никогда ясно осознал, что больше у вас никого нет. И что я сильно не справляюсь с задачей. Так что я заплатил штраф – деньги, предназначенные для ваших нужд – и посетил курсы, которые мне предписали. Наверное, этот случай можно назвать моим переломным моментом.
– Папа. – Сара чувствовала одновременно и неловкость, и благодарность за эту историю. – Ты же не думаешь, будто Джонас уже столько времени портит мне жизнь из-за какой-то… стычки между тобой и его отцом?
– Это ещё не всё, – подал голос Такер, и они резко повернули к нему головы. Холод в его глазах воскресил в памяти её первое впечатление об этом мужчине. Что он – сила, с которой следует считаться. – Ведь так?
Джон кивнул:
– Я упоминал, что когда Линвиль не огрызался, то любил поболтать. Почти всё время ублюдок сидел без гроша и ныл по этому поводу, но время от времени он ходил надутым павианом и сорил деньгами направо и налево. И либо совсем никак не объяснял своё внезапное обогащение, либо сочинял какую-нибудь брехню про наследство от умершей тётки или про выигрыш в карты.